Китай: «зеленая перспектива»

В ноябре 2013 года в Китае было принято постановление ЦК КПК, в котором содержится официальное заявление о принятии плана всестороннего углубления реформ. Как пишет китайская пресса, в этом документе излагается «дорожная карта» социально-экономических преобразований, определяющих развитие КНР на предстоящие 10 лет. В частности, в Постановлении рассматриваются вопросы охраны окружающей среды в Китае.

Как известно, современные восточные общества испытывают два вида экологических проблем. Первый обусловлен аграрным перенаселением, массовой нищетой и часто не осознаваемым нанесением ущерба окружающей среде. Наиболее типичным и опасным примером такого рода является вырубка лесов. В том же ряду осушение болот и сокращение площади озер, распашка горных склонов, чрезмерный выпас скота в степях и т.п.

Второй вид экологических проблем тесно связан с индустриализацией и наращиванием использования ископаемого топлива. Эти проблемы имеют долгую историю изучения в развитых странах, а с 70-х годов прошлого века они прочно вошли в международную повестку дня – достаточно упомянуть Стокгольмскую конференцию ООН по охране окружающей среды 1972 года и доклад Римскому клубу «Пределы роста», вышедший в том же году.

В предложенной авторами доклада идее «нулевого роста» многие развивающиеся страны (включая Китай) усмотрели тогда попытку затормозить их экономическое развитие, со временем полемика по этому вопросу приобрела вид тезиса о разной исторической ответственности развитых и развивающихся государств за глобальные экологические проблемы.

Между тем противоречие между индустриализацией и защитой окружающей среды, как показал пореформенный Китай, может быть смягчено даже в странах Востока с огромным аграрным перенаселением и жгучей потребностью в его трудоустройстве. Одним из путей улучшения ситуации выступает развитие новой энергетики.

Индустриализация, экологические проблемы и новая энергетика

Изучение хода и этапов китайской индустриализации располагает к осторожному, но, все-таки, оптимизму в понимании остроты экологических проблем, стоящих перед этой гигантской страной. Во-первых, КНР уже в основном решила экологические проблемы первого вида – т.е. проблемы, связанные с массовой нищетой сельского населения. Среди конкретных путей, нащупанных китайскими реформаторами, отметим ограничение рождаемости и миграции в города, мануфактуризацию деревни, общественные природоохранные работы (особенно массовые лесопосадки), народное просвещение и т.п.

В сфере энергопотребления успешное решение экологических проблем первого вида правомерно связывать со значительным сокращением использования традиционного топлива (а значит и повышением благосостояния деревни). Доля традиционных видов топлива в общем потреблении первичной энергии в Китае с 18% в 2000 году снизилась до 2% в 2010 году. Иначе как «прорывом» такую динамику не назовешь (За предыдущее десятилетие данный показатель в самой КНР снизился лишь на 2%.).

Во-вторых, наблюдается в целом положительная связь между динамичным экономическим развитием (включая индустриализацию) и умением правильно диагностировать, предотвращать и лечить экологические болезни (хотя второе и оказывается несколько отложенным во времени).

Безусловно, на ранних этапах рыночных реформ КНР вынужденно следовала по порочному алгоритму «сначала надо стать грязным, а потом думать об экологии», но сам темп экономических перемен в Китае был столь стремительным, что массовое осознание тупиковости этого пути пришло достаточно своевременно. Уже середина 1980-х – начало 1990-х годов стали временем решительного поворота государства и общества лицом к экологическим проблемам.

Кроме того, относительный дефицит топлива и энергии, а также острая транспортная проблема заставили китайских реформаторов достаточно рано (1992-1993) отпустить цены на энергоресурсы в рыночном секторе. В результате уже во второй половине 1990-х годов в стране произошел принципиальный сдвиг в эффективности энергопотребления, впрочем, несколько преувеличенный официальной статистикой того времени (Китайская статистика некоторое время показывала, хотя в дальнейшем этот дефект был исправлен, примерное равенство объемов добычи угля в 1990 и 2000 годах: около 1 млрд. т, что, понятно, означало и гигантскую экономию топлива. В действительности показатель 2000 года «недоучел» примерно 300 млн. т. Тем не менее, экономия была достигнута – просто не столь внушительная).

С другой стороны, рыночные реформы могут вызывать и значительный экологический ущерб – до тех пор, пока общество не научится регулировать эту область. Дело в том, что в Китае, где месторождения каменного угля широко распространены по территории страны, а его добыча на мелких шахтах и ямах долгое время приветствовалась государством, доступность этого вида топлива повсеместно вела к его вовлечению (в том числе незаконному) в рыночный оборот и порождала далекие от идеала способы использования.

О бедах, происходящих от чрезмерного сжигания угля, а также экологических (и человеческих) издержках его добычи различными способами хорошо известно. В Китае они усугубляются расположением многих городов в котловинах, проблемой утилизации твердых отходов горения в мегалополисах и т.п. Но другого доступного топливного ресурса для продолжения индустриализации в тогда еще сравнительно небогатой стране не нашлось. За первое десятилетие нашего века Китай втрое нарастил использование этого вида минерального топлива – со всеми вытекающими негативными последствиями.

Но был в этом индустриальном рывке и эволюционный смысл. Массовое наращивание и обновление основных фондов в крупной угледобыче и энергетике сопровождалось «сплошной модернизацией» тяжелой промышленности. Одновременно в стране с невиданным даже в восточной Азии размахом была создана современная транспортная инфраструктура. Десятилетие индустриального рывка подготовило и бурную потребительскую революцию, наблюдаемую в наши дни. А ее составной частью, как это было в свое время и в развитых странах, становится революция экологическая.

В свете сказанного видно отсутствие принципиального противоречия между индустриализацией и защитой окружающей среды. Ясно и почему понимание устойчивого развития в Китае имеет некоторые особенности, отчасти противоречащие общепринятым представлениям. Их можно выделить, по меньшей мере, три. Во-первых, в китайской трактовке устойчивого развития отсутствует сколько-нибудь существенный антииндустриальный элемент, наоборот, продолжение индустриализации рассматривается еще и как средство решения экологических проблем. Во-вторых, преобразующий природу мотив выражен довольно сильно: государство предпринимает немалые усилия для развития континентальных районов страны, осуществляет ряд инфраструктурных мегапроектов, включая переброску вод с юга на север страны и т.п. В-третьих, устойчивость развития имеет в КНР ярко выраженный социальный аспект (борьба с бедностью), подразумевает определенную обособленность национальных государств и особость их экологической политики, а также защиту от неблагоприятных внешних воздействий, например, противодействие ввозу в страну «грязных» производств.

Китайское понимание устойчивого развития, по-видимому, не случайно привело к превращению этой страны в одного из лидеров в области использовании возобновляемых источников энергии (ВИЭ) – по крайней мере среди развивающихся стран. Ясно и другое: без достижения определенного уровня в производстве и потреблении ископаемых видов топлива, переход к новой энергетике (ее становление) в массовом масштабе малоосуществимо.

С другой стороны, бурное развитие индустрии ВИЭ-генерации в Китае ведет к значительному снижению цен на оборудование для этой отрасли, в этом сегменте к тому же сложилась достаточно острая конкуренция. Поэтому для стран, отставших в индустриальной (энергетической) и экологической революции, открываются некоторые дополнительные возможности поправить дела за счет сотрудничества с КНР.

Об этом, например, свидетельствует результаты «Глобальной ярмарки 2013» в Найроби осенью 2013 года. На этом мероприятии контракты с Китаем по линии «Юг – Юг» в сфере «зеленой экономики» составили свыше 400 млн. долл.

В известном смысле Китай опровергает прогнозы Римского клуба. Стоит в связи с этим упомянуть, что прогнозы начала 1970-х годов отражали еще и очевидные опасения тогдашнего, куда более индустриального, чем теперь, Запада по поводу дальнейшего повышения цен на ресурсы в ходе развернувшейся индустриализации Востока. Но сдерживание развития извне (в том числе под экологическими знаменами) в случае с Китаем явно не прошло.

Все это отнюдь не означает беспроблемности ситуации. В 2012 году печать сообщала о намерении КНР построить еще около 360 угольных ТЭС, суммарной мощностью более 500 ГВт. Многие из них будут размещены в регионах с уже значительным дефицитом воды. Эти планы критиковались, в том числе китайскими экологами и экономистами, некоторые обозреватели не исключают их серьезной корректировки в будущем.

Дело отчасти заключается в том, что форсированное развитие тяжелой промышленности в КНР, похоже, завершается.
 
Структурная перестройка экономики и энергетики

645

Одним из следствий упомянутого выше индустриального рывка Китая в начале XXI века стало то, что КНР, наконец, добилась качественного сдвига в использовании своего главного энергоресурса (В 2006-2011 годах расход угля на выработку 1 кВт электроэнергии на китайских ТЭС снизился на 10%: с 367 до 326 г). Этот сдвиг пришелся в основном на одиннадцатую пятилетку (2006-2010), когда ставший нормативным показатель энергоемкости ВВП (ВРП) снизился на 19%.

В ходе начавшейся в эти годы структурной перестройки энергетики был совершен еще один прорыв: собственная добыча угля (уже сокращающаяся во многих регионах Китая) сочетается в наши дни с нарастающим ввозом этого вида топлива из-за рубежа – при этом закупаются только высококачественные сорта. В 2013 году импорт угля превысил 320 млн. т, а это, помимо прочего, означает, что китайское хозяйство и население уже вполне могут позволить себе покупать топливо по мировым ценам (но это же обстоятельство может вести и к перерасходу ресурсов).

Впрочем, еще около 20% от общего потребления угля в хозяйственной системе Китая продолжает поступать с технологически отсталых предприятий внутри страны. В этом вопросе государство полно решимости продолжить курс на сокращение показателя. Так, осенью 2013 года правительство КНР предписало начать закрытие углеразработок, дающих менее 90 тыс. т топлива в год, а лицензии на открытие новых добывающих мощностей будут выдаваться лишь при планируемом объеме добычи свыше 300 тыс. т.

При китайских масштабах потребления угля (свыше 3.5 млрд. т в год) 20% – величина весьма значительная. С какой скоростью будет происходить замещение этого объема первичной энергии? Что его заменит? Продолжится ли рост производства и потребления угля на ТЭС – за счет ввода новых крупных предприятий и импорта? Эти вопросы беспокоят не только китайских экономистов и их зарубежных коллег. Они волнуют производителей энергоресурсов по всему миру и очень важны для той части китайских промышленников, которая уже успевала зарекомендовать себя в качестве продуцентов оборудования для новой энергетики (На китайских производителей турбин для ветряков приходится около 15% мирового выпуска этой продукции.). Это не только машиностроители, изготовляющие оборудование для использования возобновляемых источников энергии (включая гидроэнергию), но и атомщики.

В китайском случае в новую энергетику совершенно необходимо, на наш взгляд, включить и газовую отрасль – как бы противопоставляя весь этот «чистый массив» (условно, конечно) угольной энергетике. Подобное понимание новой энергетики применительно к Китаю оправдано, на наш взгляд, еще и тем, что именно газовая генерация (пока еще слаборазвитая) достаточно гибка для того, чтобы создавать вместе с ВИЭ-генерацией комплексные системы энергоснабжения и «умные сети» (smart grid). Доля последней в энергохозяйстве страны, как теперь уже очевидно, будет сокращаться. Такое сокращение, подчеркнем, предусматривалось и прежними планами китайского правительства – долю угля в энергопотреблении хотели сократить за годы двенадцатой пятилетки (2011-2015) на 2%.

Первой ласточкой, щебечущей об осуществимости этих планов, а возможно и более амбициозных программ снижения зависимости от угля, стали статистические данные за 2012 год. Впервые в истории китайского хозяйства прирост энергетических мощностей в ветрогенерации (крупнейший сектор ВИЭ-генерации в КНР, если не считать гидроэнергетики), превысил аналогичной показатель в угольной энергетике. Заодно общее производство ветряной энергии в стране превзошло ее совокупную выработку на АЭС. Совсем не исключено, что новое руководство страны, в том числе под давлением общественного мнения и выросших экологических претензий населения, возьмет еще более решительный курс на сокращение угольной зависимости.

Таким переменам явно поспособствовал третий пленум ЦК КПК, состоявшийся в ноябре 2013 года и обозначивший линию на постепенное снижение темпов экономического роста, стимулирование внутреннего спроса, ускоренное развитие сферы услуг, а также новой энергетики. Как предполагают китайские коллеги, в нынешнем десятилетии потребление энергии будет расти примерно на 4% в год. При таком режиме роста структурная перестройка энергетики несколько облегчается. Не исключено, что и прежние планы ввода новых мощностей на угольных ТЭС также будут значительно сокращены.

Очевидно, что экономика Китая уже перевалила пик индустриализации. Доля промышленности в ВВП, достигнув 48% в конце прошлого десятилетия, начала постепенно снижаться (хотя в абсолютном выражении промышленный рост продолжается), началась сервисизация хозяйства. Услуги, как известно, в целом менее энергоемки. Еще одним структурным резервом является закрытие технологически отсталых производств, в том числе в топливно-энергетическом секторе. У экономии энергии, «самого чистого типа генерации», грандиозные горизонты – ведь КНР крупнейший потребитель.

Улучшают перспективы перестройки еще, по крайней мере, два обстоятельства. Во-первых, во многих отраслях тяжелой промышленности Китая, включая черную и цветную металлургию, а также производство цемента, уже образовались избыточные мощности, что снижает спрос на уголь. Во-вторых, третий пленум ЦК КПК подтвердил курс на дальнейшую реформу ценообразования в топливно-энергетическом хозяйстве, которая даст дополнительные и уже рыночные стимулы ВИЭ-генерации – в силу сохраняющейся недооцененности конвенционального топлива (и электроэнергии), с одной стороны, и продолжающегося улучшения ценовых характеристик оборудования для ВИЭ-генерации, с другой. В этом же направлении действует еще один фактор – ужесточение технических требований к очистному оборудованию на угольных ТЭС.

Кроме того, похоже, что, столкнувшись с ограничениями на экспорт фотоэлектрических панелей (фотовольтаики, соларов) в западных странах, КНР начинает их массовое внедрение внутри страны. Так, согласно недавнему заявлению представителя Государственной энергосетевой корпорации (State Grid Corporation of China (SGCC)), к 2015 году мощности солнечной генерации в стране увеличатся с нынешних 6.6 до 35 ГВт.

Если добавить к этому запланированный ранее на 2015 год общий объем мощностей в 100 ГВт в ветроэнергетике (в конце 2012 года они уже достигли 75 ГВт, и планируемый показатель, возможно, будет превзойден) то сумма получится весьма внушительная. Она вдвое превысит показатель ВИЭ-генерации на конец 2011 года.

Добавив еще 40 ГВт в атомной энергетике и примерно столько же в газовой генерации, мы получим объем, составляющий примерно 2/3 от запланированных на 2015 год суммарных мощностей китайских ГЭС (300 ГВт).

Иными словами, мощности ВИЭ-генерации в сумме с АЭС и газогенерацией (пока не получившей значительного распространения) могут в обозримой (до 2020 года) перспективе сравняться с мощностями ГЭС. В итоге на весь этот «чистый массив» придется около 27-30% по выработке электроэнергии и существенно больше – по ее установленным мощностям.

К этому времени или ближе к середине 2020-х годов среднедушевые (и удельные – в расчете на единицу ВВП) показатели потребления энергетических ресурсов в КНР, по-видимому, стабилизируются на уровне восточноазиатских образцов. Сама достижимость этого состояния может послужить для Пекина сильным мотивом к дальнейшему «озеленению» энергетической политики и многомиллиардным вложениям. Тем более что китайская традиция управления предусматривает героический подвиг для каждого нового руководства: подобно (но несколько обратно) легендарному Шуню, сжегшему излишнюю растительность и повернувшему реки в нужное русло, нынешняя команда могла бы круто развернуть руль в пользу зеленой перспективы.
 
Глобальное измерение и перспективы

u6
Сегодняшние прогнозы, например, Международного энергетического агентства (World Energy Outlook 2013), предполагают, помимо прочего, что к 2035 году КНР обгонит США, Японию и Европу (вместе взятые) по производству электроэнергии из возобновляемых и экологически чистых источников. Подобная перспектива уже не кажется фантастической, хотя могла бы показаться таковой еще десять и даже пять лет назад.

Возьмем, к примеру, данные за 2012 год по ветряной генерации – отрасли, получившей наибольшее распространение среди других видов новой возобновляемой энергетики. Суммарные мировые мощности превысили на конец года 280 ГВт, увеличившись за год на 19% или почти 45 ГВт.

В КНР в том же году мощности ветряков перевалили за отметку 75 ГВт (чуть меньше 27% от мирового итога), увеличившись на 13 ГВт (29% мирового прироста). По отношению к предыдущему году прирост составил 21% .

В результате по установленным мощностям Китай среди отдельных стран занимает первое место в мире (на втором месте США, располагающие 60 ГВт), уже не очень много уступая ЕС, взятому в целом (там мощности ветряков составляют 100 ГВт).

Еще более внушительно смотрится место Китая в пока еще главной (хотя и старой) отрасли возобновляемой энергетики. Мы имеем в виду гидроэлектростанции. Ввод в строй их новых мощностей по всему миру составил в 2012 году 30 ГВт. На Китай при этом пришлось больше половины – 15.5 ГВт. В результате доля КНР в мировых мощностях превысила 23%. Это столько же, сколько в трех следующих за Китаем странах: Бразилии, США и Канаде, вместе взятых.

Наконец, КНР – абсолютный мировой лидер по подогреву воды за счет солнечной конвекции (70% от итога).

Пока КНР находится на четвертом месте в мире по мощностям в солнечной генерации, но выше уже упоминались весьма амбициозные новые планы на этот счет.

Можно было бы продолжить перечисление успехов Китая, но не будем утомлять читателя. Заметим лишь один «маленький факт»: по производству древесных гранул КНР уже вплотную приблизилась к РФ.

Наиболее скромно выглядят позиции КНР в производстве этанола и биодизеля. Этому есть понятное объяснение: страна быстро превращается в крупного нетто-импортера зерновых и зернобобовых.

Говоря о зеленых перспективах Китая, нельзя не упомянуть о том гигантском резерве, который имеется у этой страны в виде высокой нормы сбережений, а значит и потребности инвестировать – в том числе в будущее страны. Заметим, что массированные вложения в новую энергетику были важным компонентом гигантского кредитного пакета, закачанного в экономику в 2009-2010 годах.

События 2012 года, когда инвестиционный пыл Китая несколько поостыл в связи с непростым процессом передачи власти, страна, тем не менее, сохранила высокий уровень вложений в новую энергетику. Всего в ВИЭ-генерацию по миру в целом было вложено чуть больше 240 млрд. долл. На Китай пришлось 65 млрд. долл. (или 27%), пока еще чуть меньше, чем в ЕС в целом, но много больше, чем в США (34 млрд.) и Японии (16 млрд.), вместе взятых.

В немалой степени китайский инвестиционный энтузиазм объясняет тот факт, что уже восьмой год подряд развивающиеся страны увеличивают свою долю в мировых вложениях в ВИЭ-генерацию. В 2012 году она достигла 46% – против 34% в 2011 году. Одной из причин столь резкого роста показателя стало сокращение инвестиций в отрасль в развитых стран – почти на 30%.

В структуре мировых инвестиций в ВИЭ-генерацию в настоящее время преобладают вложения в солнечную энергетику: на них в 2012 году пришлось 140 млрд. долл. – почти 60% итога. Еще 80 млрд. долл. пошли на ветряки, 33 млрд. – на крупные ГЭС.

В КНР несколько иное распределение инвестиций в ВИЭ-генерацию: на первом месте ГЭС, далее ветряки, а солнечная генерация пока находится в начале возможного спурта.

И, наконец, еще один важный штрих. Новая энергетика и ВИЭ-генерация уже обеспечили китайской экономике почти 2 млн. рабочих мест. Это примерно треть от мирового итога. Несложно представить, каким еще потенциалом обладает эта отрасль, в том числе в ее малых формах.

Чтобы вытащить общество из разрушительной для экологии, городского и сельского ландшафта нищеты, как показывает китайский опыт, нужна крупная промышленность. Лишь она способна принципиально повысить благосостояние общества, подготовив его к инфраструктурной, информационной, потребительской и, как следствие – экологической революции, развертывание которой мы наблюдаем в современном Китае. Эта революция сопровождается, в частности, быстрым (в том числе принудительным) сокращением «нижнего» этажа индустрии, представленного технологически отсталым производством. Одновременно современная промышленность становится инструментом, обеспечивающим переход к новой энергетике, создавая ее материальную основу. Народное творчество разного рода, обеспеченное технической поддержкой, сулит немало новаций в малой энергетике и расширении занятости.

Уже не первый год КНР заваливает зарубежные рынки все более дешевыми соларами, электровелосипедами и т.п. Аплодисментов западных экологов не слышно, но и обвинения в адрес Китая по поводу «пожирания» ресурсов планеты поутихли.

Не забудем необыкновенную бережливость китайского быта, спрессованного веками в целом скромных ресурсных возможностей. Этот взгляд искусно эксплуатируют центральные власти, превращая «зеленую перспективу» в важный элемент политической легитимности (но на местах дела часто обстоят хуже).

С сохранением этого взгляда и помощи ему со стороны современной науки и технологий, возможно, следует связывать и будущий вклад Китая в дальнейшее благоустройство планеты.

Александр Салицкий, доктор экономических наук, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН, профессор Института стран Востока;

Светлана Чеснокова, научный сотрудник Центра энергетических и транспортных исследований Института востоковедения РАН,

специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».

http://ru.journal-neo.org/2014/02/19/rus-kitaj-zelenaya-perspektiva-chast-1/