Акоп Назаретян. О том,почему человечество до сих пор не истребило само себя

 

В ближайшие десятилетия, где-то в районе середины XXI века, должна либо рухнуть цивилизация, что не исключено, либо произойти какие-то качественные изменения. Сейчас в моду вошел американский ученый Курцвейл, который обещает, что в 2045 году наступит индивидуальное бессмертие. Об этих вещах много говорится, что это такое, не очень понятно, но это кардинально меняет понятие «человек», потому что человеческая душа нацелена на мечту о бессмертии, но не на бессмертие как таковое – недаром ведь на протяжении двух миллионов лет развиваются представления о загробной жизни. По косвенным данным можно судить, что уже Homo habilis в Олдовайском ущелье боялись посмертной мести и этот иррациональный страх спас их от самоистребления.
Сегодня развитие медицины, гигиены, условий жизни заблокировало естественный отбор – и это огромное достижение гуманистической культуры, цивилизации. Детская смертность в передовых странах теперь рассчитывается не в процентах, а в промилле, то есть не на сотню, а на тысячу, даже внутриутробный аборт почти приравнивается к убийству, а отказ от младенца считается преступлением. В Западной Европе, Северной и Южной Америке такая практика изжита, и есть только четыре страны в мире, где можно приобрести белого ребенка – Россия, Украина, Белоруссия и Румыния. Но низкая детская смертность и высокая продолжительность жизни приводят к накоплению генного груза, распространению наследственных болезней. Каждое поколение становится биологически слабее предыдущего, все более зависимым от искусственных условий существования – медицины, гигиены. С другой стороны, инструментальный интеллект вторгается в самые интимные основы бытия, и человеческое существование в целом становится еще менее «естественным». Далее можно двигаться или назад, или вперед. То есть послать рожениц в сараи, упразднить медицину, современную гигиену, что в развитых странах вызовет страшный мор. Или продолжать развивать генную инженерию, новые прогрессивные формы регулирования биологических процессов. Что касается дальнейшего развития систем искусственного интеллекта, то давно уже было предсказано, в частности, великим математиком фон Нейманом, что количество когда-то перей­дет в качество. Искусственный интеллект будет отдаляться от естественного, все более приобретать субъектные качества – и позитивная перспектива будет в симбиозных формах интеллекта. Для этого существа придумывают названия типа киборг, хомо сапиенс аутокреатор и множество других. В любом случае, если цивилизация на нашей планете в ближайшие десятилетия не рухнет, то фундаментальные понятия «человек», «жизнь», «смерть» и многие другие придется серьезно переосмыслить.
На психику современного человека влияет множество факторов. Немецкие философы придумали термин «тахогенное отчуждение». «Тахо» – скорость по-гречески. Ускорение всех процессов приводит к тому, что человек не успевает овладевать необходимыми навыками. Ситуация складывается так, что яйца уже учат кур – то есть дети учат родителей, например, навыкам работы с компьютером. В современном мире невероятно возросла потребность в событиях. Ускорился процесс «виртуализации» социального бытия, например, виртуализации насилия – люди легко смешивают то, что они видят на экране и в жизни. И хотя существует убеждение в том, что насилие растет, все данные показывают, что на самом деле физическое насилие сокращается, вытесняется в телевизор, компьютер. В психике человека усилились факторы искусственности – и вместе с тем усилилась индивидуализация. Современный человек более индивидуален, чем личность в традиционном обществе. Но нельзя забывать, что историческое развитие происходит асинхронно. Для меня понятие «сюр» обрело смысл в Анголе в 1975 году – когда противники центрального режима (поддержанного войсками Фиделя Кастро, приплывшими из другого полушария с советскими «катюшами») собирали трупы кубинских солдат, грузили их в сверхсовременный американский автомобиль-рефрижератор и везли на юг, к бойцам «Унита», среди которых были людоеды. Эта ситуация показывает, что в современном мире сталкиваются и сосуществуют разные эпохи.
Помимо того что каждое «Я» в современном мире стало более уникальным, чрезвычайно усилились интеллектуальные возможности. Раньше младенцы с особенно тонкой нервной организацией имели мало шансов дожить до взрослого возраста, а сегодня гениальность почти стала обыденностью. И это усиливается мощными интеллектуальными средствами, информация ускоряет и разрушает классовые, расовые, национальные, религиозные барьеры – и это тоже создает опасность, потому что инструментальные возможности человека возрастают, а механизмы ограничения агрессии совершенствуются медленнее и, главное, труднее пересекают культурные границы.

 


ПРОЦЕНТ ГИБЕЛИ МУЖЧИН В ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТАХ
Иллюстрация: Иван Величко
 На протяжении всей истории человечества прослеживается системная зависимость между технологическими возможностями, качеством культурных регуляторов и внутренней устойчивостью общества. Эта зависимость, которая выявлена при анализе антропогенных катастроф, случавшихся в разных регионах и в разных исторических эпохах, называется законом техно-гуманитарного баланса. Очень часто с появлением новых технологий наступала эйфория, ощущение вседозволенности и безнаказанности и, как назвал это один голландский политолог, «массовый комплекс катастрофофилии», когда хочется маленьких победоносных войн. Но экстенсивный рост упирался в ограниченность ресурсов, возникала фрустрация, начинались социальные беспорядки, снижалась социальная устойчивость. Общество становилось менее «дуракоустойчивым» – есть такой термин в технике fool proof – все более зависимым от отдельных индивидов, от колебаний массовых настроений, от решений авторитетных лидеров. Большинство обществ в прошлом погибло не столько из-за внешних причин, сколько в результате внутренней разбалансировки силы и мудрости.
Но у этой зависимости имеется и обратная сторона. В исторической социологии используется такой сравнительный показатель – коэффициент кровопролитности, отношение среднего числа убийств в единицу времени к численности населения. Расчеты показывают, что с ростом убойной мощи оружия и демографической плотности этот коэффициент последовательно снижался. Но снижался не линейно и не автоматически, а через посредство антропогенных катастроф. Проходя через горнило таких катастроф, культура умножала и совершенствовала средства сублимации агрессии, то есть переориентации жизненной энергии людей в конструктивное русло. Люди как бы приручали новые грозные орудия. И вот парадокс: после того как произошла притирка, чем потенциально разрушительнее то или иное оружие, тем меньше людей от него погибает. Сегодня от кухонных ножей и прочей бытовой утвари гибнет больше людей, чем от всех видов боевого оружия вместе взятых. Этот закон на протяжении всей истории служил механизмом отбора жизнеспособных обществ и отбраковки обществ, внутренне разбалансированных.
Бердяев говорил, что мир – это не борьба добра со злом, а борьба добра с добром. Волк гонится за зайцем: догонит, значит, заяц умрет, не догонит – умрут от голода его дети. Эта коллизия пронизывает все существование природы и человека. Человек учится минимизировать зло, но при этом меняются сами понятия добра и зла. Что такое насилие? Мама отшлепала ребенка за то, что выбежал на проезжую часть – насилие? Сотню лет назад большинство европейцев сочли бы это нелепостью, да и теперь во многих странах телесные наказания – норма. Глобальным кризисом в 60-е считалась перспектива мировой ядерной войны, а теперь глобальный кризис – это падение котировок на бирже. В ХХ веке физическое насилие снизилось до небывалого прежде уровня. Мировые войны выглядят таким кошмаром только потому, что случились в Европе, которая до того более двух с половиной столетий жила гораздо благополучнее других регионов планеты, пока европейские солдаты мочили аборигенов по всему миру.
В XIX веке военные жертвы в одном только Китае (опиумные войны, Тайпинское восстание) достигли, по разным данным, до ста миллионов человек. Это даже по абсолютным показателям сопоставимо со всеми войнами ХХ века. Так вот, когда мы рассчитываем относительные показатели (что социологически более корректно) и рассматриваем общую ситуацию по планете, мы убеждаемся, что даже по уровню военного насилия, как и по бытовому насилию, и по многим другим параметрам, наш с вами родной век был веком гуманистического прорыва. Никогда еще ни в одной культуре не ценилась так высоко человеческая жизнь.
Еще в древности людей волновало, существует ли зависимость между интеллектом и моральными качествами? На этот вопрос пытались ответить Сократ и Конфуций, а спустя 2,5 тысячи лет – знаменитый швейцарский психолог Жан Пиаже. В ходе экспериментов он и его ученики заметили, что интеллектуальное развитие детей сопряжено не только с более зрелыми моральными суждениями, но и со способностью практически учитывать чужие интересы. Антропологи подтвердили это на примере разных культур: по мере взросления детей число физических конфликтов в коллективе сокращается.
 
Фото: TATSUHIKO SAWADA/ Amana Images/Fotobank.ru
ГЕННАЯ ИНЖЕНЕРИЯ
Общеизвестно, что у финского лыжника Эеро Мянтюранта есть семь олимпийских золотых медалей, причем две из них он завоевал на одной и той же зимней Олимпиаде в Инсбруке 1964 года, победив сразу и на длинной (30 км), и на короткой (15 км) дистанциях. Менее известен тот факт, что исследование, проведенное в 1993 году, показало: рекордсмен – а также около двухсот его близких и дальних родственников, – является носителем редкой мутации, обеспечивающей аномально высокий (почти на 50%, по сравнению со средними показателями) уровень эритропротеина. Иными словами, ткани скандинавского лыжника снабжались кислородом на 50% интенсивнее. К настоящему времени одарить своих потомков неиссякаемым источником допинга, как у Мянтиранта, – вопрос не технологий (они давно отработаны на крысах, свиньях и приматах), а этики и юриспруденции: с успехом применяя генную инженерию при лечении бесплодия, иммунодефицитов и ряда других наследственных заболеваний, человечество так и не отважилось на практический редизайн генома. При этом единственный внятный аргумент против сформулирован пока американским биологом Ли Силвером: поскольку такое вмешательство – процедура не из дешевых, расслоение Homo sapiens на бедных «натуралов» и «геннобогатых» в перспективе может привести к их обособлению как биологических видов.
Применимо ли это к истории? В 1970-х годах идея связать развитие интеллектуальных и моральных качеств возникла у американского психолога Л. Колберга, но была отвергнута как неполиткорректная, не соответствующая мифу о добрых дикарях. Но зависимость эта доказана, собрано много материалов. Вспомните хотя бы некоторые исторические факты – русский домострой, например, или английский «Молот ведьм», согласно которому жгли и топили плохих жен. Если городскую культуру того времени перенести в нынешнее, будет же страшнейшая ксенофобия. Примерно то же явление мы наблюдаем сейчас, когда в европейский мир хлынула волна иммиграции из третьего мира. Это не столкновение наций – это столкновение эпох: баранов на улицах Москвы режут не просвещенные жители мусульманских столиц, а люди из аулов, которые живут в реалиях другого исторического времени. Но не стоит противопоставлять терпимость и ксенофобию в том смысле, что одно – хорошо, а другое – плохо. Европейская цивилизация далеко не во всех случаях проявляла терпимость, способностью проявлять которую она не без оснований гордится. Однажды (этот случай описан в одной старой книге) в Индии, оккупированной англичанами, местный житель утопил молодую вдову своего брата в соответствии с обычаем. Его арестовали и привели к английскому полковнику. Он сказал: «У моего народа принято топить вдов родственников». На что полковник ответил: «А у моего народа принято вешать мужчин, которые убивают женщин». И англичане повесили индуса – они старались репрессивно искоренить страшные обычаи, несовместимые с европейскими ценностями, на всех колониальных территориях. В Австралии правозащитники довольно долго возражали против мер по искоренению людоедства – это, мол, местный национальный обычай, надо только, чтобы белых не ели, а друг друга пусть едят, раз уж так принято, будем терпимыми. Пока в 1950-х годах в Новой Гвинее (которая была тогда протекторатом Австралии) не пошел свирепствовать специфический вирус – «болезнь людоедов», или болезнь куру. Вирус поражал центр смеха в мозгу: человек начинал хохотать, не мог остановиться и умирал в конвульсиях. Соплеменники его съедали – и так (и только так, через человеческое мясо) вирус быстро распространялся. Тридцатитысячная популяция туземцев оказалась под угрозой вымирания, и правительству пришлось вмешаться. Кстати, за открытие этого вируса двум австралийским врачам дали Нобелевскую премию.
Надо сказать, что психологический переворот в мировоззрении европейцев произошел где-то в XVII веке. И не в последнюю очередь это связано с перемещением божества из прошлого в будущее. Бог виделся во всех богооткровенных религиях как «отец всех отцов» – в общем, это не сильно отличалось от языческого мировоззрения: боги суть предки и предшественники людей. Считалось, что развитие происходит сверху вниз – от лучшего к худшему, даже генеалогическое древо до Дарвина рисовалось растущим сверху вниз. В Европе XVII века начало формироваться новое мировосприятие – Божество переместили в будущее – и вместо «отца всех отцов» возник «сын всех сыновей». Образ сакрального предка уступил место образу сакрального потомка – носителя абсолютного знания, абсолютной морали, высшего судии. Это, конечно, такой же миф, но более красивый и более адекватный новым историческим требованиям. Тогда же произошло и «открытие» детства. Ребенок до Нового времени считался недочеловеком, худшей копией родителей. Не было в традиционной культуре понятия детства, не было детских игрушек, детской одежды. На средневековых картинах дети – это странные карлики, одетые по-взрослому, с уменьшенными копиями взрослых лиц. И на русских иконах у младенца абсолютно взрослое лицо. Люди долго не замечали, что лицо и фигура человека не просто увеличиваются в размерах с возрастом, но радикально изменяются. А к XVII веку созрела идея прогресса, линейного развития от худшего к лучшему.
Сегодня во многих странах реанимируют религиозные настроения. В России, например, РПЦ все активнее претендует на роль отдела пропаганды ЦК КПСС. До недавнего времени религия была необходима – это было средство упорядочения насилия. За всю свою историю церковь ни разу не выступила против войны как таковой – она лишь помогала определить общего врага. Вообще-то религия очень облегчает формирование смыслов. Так же, как война. Когда идет война – все просто: свои – не свои, победим – не победим. Мир упрощается. Способен ли разум формировать стратегические смыслы вне религий и идеологий? Сегодня этот вопрос обсуждается. Похоже, что от ответа на него может сильно зависеть судьба мировой цивилизации уже в ближайшие десятилетия.
 

http://www.primerussia.ru/%E2%84%96-5-8/sovremennyi-chelovek