Позиция. Писатель Николай Коняев: «Необходима прививка суворовского восторга»

О самоидентификации, практической ценности духовного родства, патриотизме размышляет секретарь правления Союза писателей России, председатель Православного общества писателей Санкт-Петербурга Николай КОНЯЕВ.
 
– Николай Михайлович, вопросы национальной самоидентификации важны для любой страны, потому что они напрямую влияют на развитие всех сфер общества – экономической, социальной, духовной, внутренней и внешней политики – какой угодно. И тут естественно возникает вопрос о национальной идее…

– Развитие государства без чётко сформулированной цели, без осознания того, к чему мы все стремимся как граждане России – это путь в тупик. Чем дальше мы зайдём в него, тем труднее будет выбраться назад. Вопрос этот – не только идеологический, но и практический. Очевидно, что отсутствие чёткой стратегии и стало одной из причин нынешнего экономического замедления – по оценкам специалистов, рост нашего ВВП приближается к нулевой отметке. Конечно, можно утешаться, что в «развитых» западных странах тоже спад, но это их проблемы, а нам надо решать свои.

Не случайно Владимир Путин в последнее время всё чаще обращает внимание на вопросы самоидентификации, духовного единения всех, кому дорога Россия. Действительно, дальше откладывать оформление национальной идеи уже нельзя: это чревато опасными последствиями для стабильности и независимости страны. Тем более, что радикал-либеральные круги под разными предлогами – естественно, «заботясь» о нашем «процветании», – всё время пытаются столкнуть нас в водоворот выяснения отношений между элитами, социальными группами, регионами, отраслями, предприятиями, улицами, дворами… Понять их несложно: сильная, динамичная Россия совершенно не нужна тем, кто возомнил себя хозяевами мира и их подручным, которым хочется ещё и, как в 90-е, «наприхватизировать» в мутной воде. И конечно, они торопятся. Пока не обозначен некий духовный стержень, вокруг которого начнёт укрепляться наша страна, заманить нас в ловушку, спровоцировать на ненужные шаги гораздо проще. Когда общество сплочено единой идеей, оно несокрушимо.

– Национальная идентичность – это ощущение человеком принадлежности к определённому этносу, культурному пространству. А идея?

– Философ Владимир Сергеевич Соловьёв говорил, что идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности. Скептики могут ухмыльнуться: дескать, что говорить о столь высокой идее, когда среди среднестатистических россиян всё больше маргиналов, часть которых откровенно спивается, оценивая мир через многогранность стакана?

С этим трудно спорить. Но во-первых, не все спиваются, а во-вторых, народ – это не только те наши сограждане, что живут сейчас, в 2013 году. Народ, о котором говорил Соловьёв, это ещё и наши предки от Александра Невского и Сергия Радонежского до Зои Космодемьянской и Юрия Гагарина. Народ – это и те, кто придёт на смену нам. Не надо доказывать, что смысл существования такого народа не может быть ограничен тоннами съеденной колбасы и гектолитрами выпитого пива. Смысл существования как раз в том и заключается, чтобы понять, чего Бог хочет от нас, и исполнить это. Наверное, тут уместно будет вспомнить наше прошлое…

Отечественные историки до сих пор ещё не определили до конца отношение к державе, зародившейся в читинско-монгольских степях, на берегах Орхона в начале прошлого тысячелетия, – но, тем не менее, постепенно происходит осознание того непреложного факта, что именно империя Чингисхана была непосредственной предшественницей Российской империи… Поразительно, но и наследница её – СССР – совпадала с ними своими границами.

Воистину, наша страна – феноменальное образование. За относительно короткий исторический срок из различных центров, на основе совершенно различных государственных идеологий, различными империообразующими этносами создаются три уникальных государства, но при этом совпадает их территория, на которой – лучше ли, хуже ли! – но обеспечивается выживание всех включённых в границы народов. Когда держава под действием враждебных сил разрушается, она возникает снова на другой идеологии.

Что это значит? Да только одно… Эта империя нужна Богу, а народам, населяющим нашу страну, надобно исполнить то, что предназначено свыше.

– Если говорить о земных делах, национальная идея должна быть сформулирована в Основном законе страны?

– В идеале – да. Во многих государствах в преамбулы к Конституциям включены важные, определяющие для этих стран идеи. К сожалению, у нас иначе…

В 1993 году российское общество находилось в шоке после расстрела парламента, и только этим я могу объяснить, что практически не замеченными остались новации, привнесённые в текст Основного Закона. И сейчас ещё мало кто обращает внимание, что наша Конституция, провозглашает человека высшей государственной ценностью (ст.2) в контексте, где отсутствуют какие-либо иные ценности (религия, государственность), которые, как это сделано в Конституциях демократических западных стран, хоть как-то регламентируют необходимое частичное ограничение прав человека. Отсутствие этих ограничений, по сути, законодательно обеспечивает право коррупционеров и олигархов разворовывать нашу страну.
 
Чёрные пятна пожарища со стен расстрелянного в 1993 году российского парламента проступили и в статье 13 принятой тогда Конституции, запрещающей нашему государству иметь национальную идею. Пункт второй этой статьи гласит, что «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной».

Как Конституция может запретить государству иметь свою национальную идею, – то есть то, ради чего оно и существует, – совершенно необъяснимо!

Великий русский философ Иван Ильин писал: «Когда мы говорим о родине, мы говорим о духовном единстве своего народа. Творческое единение людей в общем и сообща творимом лоне – в национальной духовной культуре, где все мы одно, где всё достояние нашей родины (и духовное, и материальное, и челове¬ческое, и природное, и религиозное, и хозяйственное) – едино для всех нас и обще всем нам: и творцы духа, и «труженики культуры», и создания искусства, и жилища, и песни, и храмы, и язык, и лабо¬ратории, и законы, и территория... Каждый из нас живёт всем этим, физически питаясь и душевно воспитываясь, ограждённый другими и обороняя других, получая и принимая дары во всеобщем вза¬имном обмене. В жизни и в ткани нашего общества мы все – одно, а в её духовной сокровищнице объективировано то лучшее, что есть в каждом из нас. Её созданиями заселяется и обогащается, и твор¬чески пробуждается личный дух каждого из нас; родина делает то, что душевное одиночество людей отходит на задний план и уступа¬ет первенство духовному единению и единству».

Такова, считал Иван Александрович, идея родной нации. Эти слова убеждают в том, что человек, обладающий Родиной, чувством духовного единства с другими, в каком-то смысле перестаёт быть отдельной личностью и в то же время обретает свойство, которое никогда не воспитать даже самому талантливому, умному, храброму из нас. Ему сообщается сила народа, готовность совершать те величайшие подвиги, которые изумляют всех, и он делает Родину способной к великим прорывам. Индивидуально можно лишь разворовывать страну. Созидать государство удаётся только сообща. Подобные слова можно найти и у других великих русских мыслителей, но почему-то они оказались неуслышанными, невостребованными в нашей стране.

– Идейное безвременье слишком затянулось. Порою наше общество уподобляется песчаному бархану, который по воле ветров постоянно трансформируется, перемещается, принимает различные конфигурации и очертания. Но ведь так можно лишиться и исторических земель, что собрали наши предки, и самостоятельности, что отстояли наши отцы.
 
– Я не знаю ни одной другой страны в мире, где понятие патриотизма и даже естественное стремление человека к национальной самоидентификации подвергалось бы такому злобному, беспощадному охаиванию, как у нас в России. Причём нечистоплотные шельмователи патриотизма прикрываются чуть ли не державными идеями. Они говорят, например: если не сдерживать рост русского патриотизма, то не сохранить целостность нашей страны, населённой великим множеством больших и малых народов.
В сегодняшней России 80% населения составляют русские, а следующий по размеру этнос – татары – не превышает четырёх процентов. Такова исторически сложившаяся пропорция, которая никак не может привести к каким-либо катастрофическим последствиям.

Но я обращаю внимание на процентное соотношение совсем не для того, чтобы сбросить со счетов какую-либо национальность, пусть и составляющую в общем раскладе доли процента. Нет, помнить об этом необходимо для другого: нужно понимать, что ни один из входящих в Российскую Федерацию народов не способен достаточно полно, глубоко, всесторонне реализовать свои возможности, если замкнётся в национальном пространстве. Только влившись в «русский мир», сыны и дочери малых народов становятся представителями великой культуры нашей страны и обретают не только всероссийскую, но порою и всечеловеческую славу.

Наш патриотизм не является узко национальным, а распространяется на всех россиян. Нелепо бояться или стесняться его. Он не может оскорбить ни карела, ни татарина, ни чеченца, ни якута. В русском патриотизме объединяются все. Скажу больше: это – общее состояние, и касается оно не только коренного населения, связанного историческим, духовным и кровным родством, но и народов, появившихся в нашей стране всего несколько столетий назад.

При этом и ощущение себя русским, и великорусская гордость тоже бывают никак не связаны с этнической составляющей.

Интересен диалог, который как-то сам по себе выстроился в нашей истории между двумя великими деятелями русской науки и литературы. Коренной холмогорский русак Ломоносов, отвечая на вопрос императрицы Елизаветы Петровны, как наградить его, попросил государыню пожаловать его в немцы. Понятно, что Михайло Васильевич этой просьбой обличал засилье немцев в русской науке, но, как во всякой иронии, было в этой просьбе и прямое значение.

Если бы немцами назначали, Ломоносова следовало бы назначить немцем вперёд шумахеров и миллеров. Он вполне соответствовал немецкой культуре – многое из неё переносил на русскую почву, и далеко не всегда на пользу этой самой почве.

Очень верно и точно сказал об этом составитель «Толкового словаря» Владимир Даль. «Со времён Ломоносова, – писал он, – с первой растяжки и натяжки языка нашего по римской и германской колодке, продолжают труд этот с насилием и всё более удаляются от истинного духа языка».

Величайший знаток русского слова печалился, что мы перестали понимать смысл народных пословиц, потому что сильные и краткие обороты речи оказались вытесненными из письменного языка, чтобы сблизить его для большего удобства переводов с языками западными.

Замечание Даля, что русский язык стараниями классиков оказался более приспособленным для переводов с западных языков, чем для выражения собственных национальных мыслей, особенно актуально в наши дни, когда объём невыраженных национальных мыслей достиг той критической массы, которая разрушает последние нравственные ориентиры. Уже одно это делает Владимира Ивановича Даля величайшим русским патриотом.

И что тут изменится, если вспомнить, что происходил Даль из семьи обрусевшего датчанина и, прожив 70 лет, только за год до смерти принял православие, – да и то для того, чтобы, как говорили, быть похороненным недалеко от дома – на Ваганьковском кладбище…

Понятно, конечно, что, погружаясь в светоносно-духовные глубины языка, созданного православным народом, Владимир Иванович Даль через язык и воцерковился духовно, и стал православным человеком, а крещение было лишь завершением того, что совершалось с ним всю его жизнь…

Но сейчас для нас важно другое. Поразительно, но и самим своим «немецким», неправославным происхождением Владимир Иванович Даль обличает бесстыдство аргументации шельмователей русского патриотизма и естественного стремления людей к национальной самоидентификации.

– Русский язык и сейчас засоряется множеством иногда совершенно ненужных заимствований из иностранных языков…

– Архиепископ Мурманский и Мончегорский Симон в книге «Смирение и прелесть» приводит чрезвычайно интересное исследование, как менялся и продолжает меняться в мирской практике оценочный смысл важнейших понятий нравственного состояния человека.

Слово «прелесть», например, этимологически производное от слова «лесть», обозначавшего хитрость и обман, прижившись в современном мирском обиходе, используется исключительно в положительном смысле – как очарование, обаяние, привлекательность, пленительность. А слово «смирение» употребляется в узком (отсутствие гордости, готовность к подчинению), а иногда и отрицательном смысле – или вообще исчезает из обиходных словарей.

Параллельно с заимствованием иностранных слов – как правило, маскирующих негативную нагрузку своих русских аналогов (рэкетир – вымогатель), – происходит переосмысление важнейших категорий христианской аскетики, а разрушение их психологической устойчивости и достоверности уводит современного человека на ложные пути…

В результате мы и сами видим, к чему привело усиленно внедряемое СМИ чувство не ограниченной ничем личной свободы. Современная российская действительность насквозь пронизана практически неконтролируемым индивидуализмом и групповым эгоизмом. Создание назначенческого капитализма и непобедимой коррупции, сведение экономики страны к нефтяной трубе и распилу бюджета, превращение идеологической работы в шельмование патриотизма и откровенную русофобию, проникающую теперь уже и в сознание обывателя, – эти последствия невиданного в мире эксперимента становятся сейчас реальностью.

Тут уже не столько об увеличении ВВП надо печься, сколько о том, чтобы совместными усилиями попытаться восстановить утерянные обществом нравственные ориентиры.

В последнее время разрушение перехлестнуло все мыслимые пределы. Чего только стоит дискуссия о возможности для пар с нетрадиционной сексуальной ориентацией усыновлять детей.

Хотя о чём тут говорить? Отдавая детей в руки сексменьшинств и предоставляя им возможность превращать этих детей в объект нетрадиционных «игр», общество само совершает преступление. То же самое с либеральными воплями по поводу «закона Димы Яковлева», ограничивающего усыновление наших сирот иностранцами. Возможно, – хотя и не обязательно, – за границей им будет сытнее, но разве только в съеденной колбасе и выпитой пепси-коле счастье? А как же быть с правом ребёнка на Родину?

В своё время в вологодских детдомах воспитывалось двое послевоенных сирот. Одного звали Николай Рубцов, другого – Валерий Гаврилин. Конечно, если бы их усыновили куда-нибудь за границу, возможно, что они и съели бы больше колбасы, – но ведь наверняка им пришлось бы заплатить за это своими великими судьбами…

– Любовь, как известно, законом не введёшь. Посему, помимо конституционного закрепления национальной идеи, так важна внутренняя установка, убеждённость всякого гражданина почувствовать себя значимой частицей общества. Помните, у Маяковского: «Радуюсь я – это мой труд вливается в труд моей республики!»

– Маяковский, разумеется, говорил о советском патриотизме, но слова его могут быть отнесены и к современной России. Хотя точнее об этом сказал всё тот же Иван Александрович Ильин. «Национальное чувство, – говорил он, – любовь к исторически духовному облику и творческому акту своего народа. Национализм есть вера в богоблагодатную силу своего народа и потому – в его призвание. Национализм есть воля к его творческому расцвету в дарах Святого Духа. Национализм созерцает свой народ перед лицом Божиим, созерцает его душу, его таланты, его недостатки, его историческую проблематику, его опасности и его соблазны. Национализм есть система поступков, вытекающая из этой любви, из этой веры, из этой воли и из этого созерцания. Вот почему истинный национализм есть не тёмная, антихристианская страсть, но духовный огонь, возводящий человека к жертвенному служению, а народ – к духовному расцвету. Христианский национализм есть восторг от созерцания своего народа в плане Божием, в его Благодати, в путях Его Царствия».

Чем яснее и глубже будут осознавать люди, что они русские, что они представители великого народа, который был, есть и будет, тем лучше и для всех представителей больших и малых национальностей, которые объединила Россия. Всякий лишённый национальной самоидентификации обречён на духовное сиротство. А обретение её – это акт жизненного самоопределения.

Человеку подобает блюсти и защищать достоинство своего народа, гордиться его величием и его успехами. Когда он ощущает эту общность, когда она становится для него счастьем, возникает несравнимая ни с чем энергетика, сила и готовность к тем великим свершениям, которые необходимы нашей стране.

И конечно, каждому необходимо запомнить несколько простых и ясных постулатов: быть гражданином и патриотом своей Родины, защищать её он не просто обязан, это ещё и прекрасно. Это тебя обогащает, делает внутренне счастливым, ибо ты просто не можешь таковым быть без Родины. Не случайно же наш великий полководец Александр Суворов как-то воскликнул: «Мы – русские! Какой восторг!».

Сегодняшней России и всем, кому она дорога, необходима прививка суворовского восторга.


http://file-rf.ru/analitics/1036