Можно ли считать литературу «важнейшим орудием пропаганды»?

("The Atlantic ", США)

Сталин считал, что да. Как, видимо, и ЦРУ: согласно рассекреченным документам ведомства, США тайно распространяли «Доктора Живаго» в Советском Союзе

Советский лидер Иосиф Сталин называл писателей «инженерами человеческих душ».

«Производство душ важнее производства танков», — утверждал он. Совершенно очевидно, что Сталин верил в то, что литература является могущественным инструментом политики — и потому был готов даже казнить тех писателей, чьи работы считались предательскими по отношению к Советскому Союзу.

Это может показаться бредовой идеей диктатора. Но вспомните слова бывшего руководителя секретных операций ЦРУ, произнесенные в эпоху холодной войны: «Книги отличаются от других средств пропаганды прежде всего тем, что одна-единственная книга может существенно изменить отношение читателя к окружающей его действительности, и по силе воздействия вряд ли что-то может сравниться с ней». Говоря о культуре, он назвал книги «важнейшим орудием стратегической пропаганды».

ЦРУ не прибегало к советской тактике и не старалось убирать писателей, которых считало опасными. Однако правительство Соединенных Штатов (и Разведуправление в особенности) в течение долгого времени использовало литературу для того, чтобы распространять американскую идеологию и подрывать авторитет коммунизма за границей.

Возможно, лучшим примером вмешательства ЦРУ в книжную культуру является история романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго». В недавнем времени некоторые важнейшие документы Управления разведки были рассекречены и привлекли огромное внимание СМИ, однако более подробно о них рассказывают Питер Финн (Peter Finn) и Петра Кувэ (Petra Couvée) в их новой работе «Дело Живаго: Кремль, ЦРУ и битва вокруг запрещенной книги» (The Zhivago Affair: The Kremlin, the CIA, and the Battle Over a Forbidden Book). В общем и целом, книга повествует о том, как именно «Доктор Живаго» помог разрушить Советский Союз. Она включает в себя несколько интригующих фактов, важных для понимания настоящего и будущего конфликта двух культур.

Борис Пастернак начал писать «Доктора Живаго» в 1945 году на бумаге, перешедшей к нему от погибшего товарища, грузинского поэта, которого советский режим сначала пытал, а потом казнил. Эту бумагу прислала Пастернаку вдова поэта, и он воздал должное творческому неповиновению своего друга, написав роман, в котором пренебрег официальными требованиями к литературе того времени, нацеленной на прославление «советского человека» и революции.

Нельзя сказать, что этот литературный труд стал торжеством капитализма или западного образа жизни, однако в некоторых отрывках своего романа автор открыто ставит под сомнение тот факт, что кровопролитие революции было оправданным. Отказ от хвалебных песен правящему режиму был очень опасен, поскольку расценивался как попытка усомниться в нем: официальные представители Коммунистической партии, осуществлявшие надзор за печатью, должны были во что бы то ни стало предотвратить публикацию «Доктора Живаго».

На территории Советского Союза сделать это было нетрудно, но Пастернак сумел передать копию рукописи приезжему итальянцу, имеющему связи в издательствах. В книге «Дело Живаго» Кувэ и Финн подробно рассказывают запутанную историю пути, который пришлось преодолеть роману, прежде чем его, наконец, опубликовали. Одно из итальянских издательств получило права на издание романа, после чего Пастернак передал копии друзьям, приехавшим из Франции и Англии. Советские власти подделали его подпись и отправили итальянскому издателю несколько писем с требованием вернуть рукопись, однако Пастернак успел поделиться своими реальными намерениями с посещавшими его итальянцами и послать издателю специальные записки на французском, в которых попросил его игнорировать послания на любом другом языке. Он хотел, чтобы книга вышла в свет, какими бы ни были последствия.

Вскоре после первой публикации романа в 1957 году в дело вмешалось ЦРУ. В 1947 году, когда агентство только появилось, Конгресс наделил его весьма широкими, но не очень четко сформулированными полномочиями, что позволило ему распространить свой контроль еще и на сферу культуры.

Кувэ и Финн рисуют интригующую картину литературной культуры, царившей в ЦРУ в 50-е годы; один штатный сотрудник, например, уволился, чтобы стать подсадным редактором Playboy для того, чтобы его бывший начальник из Управления смог написать статью под псевдонимом. С помощью ряда прикрывающих организаций, среди которых была и Bedford Publishing Company в Нью-Йорке, агентство успешно покупало, печатало, распространяло и даже заказывало определенные книги с целью распространения духовных ценностей Запада. К таким книгам относились романы Джорджа Оруэлла, Альбера Камю, Владимира Набокова и Джеймса Джойса, и, как об этом рассказывают Кувэ и Финн, одной из книг, заказанных компанией Bedford, были псевдо-мемуары двойного агента разведки СССР и США. Книги доставлялись в Советский Союз контрабандой, их перевозили в чем придется, начиная с консервных банок и заканчивая коробками с женскими тампонами. В итоге за 15 лет Bedford отправила советским читателям около миллиона книг. Программа ЦРУ по распространению запрещенной литературы продолжалась вплоть до развала СССР.

Рукопись романа Б. Пастернака

Некоторые сотрудники ЦРУ, вероятно, оценили ироничность ситуации: могущественное правительственное агентство использует нелегальные методы распространения романов Оруэлла. Американское правительство пыталось оказывать влияние на культуру СССР, чтобы помочь советским гражданам осознать, насколько опасным может быть правительство, подчинившее себе культурную сферу общества. (Неудивительно, что они не хотели, чтобы кто-нибудь знал об их причастности).

Тем не менее, ЦРУ увидело в «Докторе Живаго» огромную пропагандистскую ценность. Вместе с агентами голландской разведки, они договорились о нелегальной печати русскоязычной версии романа, которую потом распространили на Всемирной выставке в Брюсселе в 1958 году. Была задействована также и собственная типография агентства в Вашингтоне для печати копий карманного формата: компактное издание легче перевезти контрабандой.

Операция имела именно тот эффект, ради которого все и затевалось. Цена российского издания на черном рынке в Москве практически достигала недельной зарплаты. Когда в 1958 году Пастернак получил Нобелевскую премию по литературе, советские власти набросились на него, видя в его лице изменника, лебезившего перед западными идолами. Однако писатели со всего мира земного шара встали на его защиту, а скандальная слава книги лишь увеличивала продажи.

Американские методы воздействия на культуру в итоге оказались более действенными, нежели советские: вместо того, чтобы препятствовать публикации книг, ЦРУ способствовало их распространению; оно не угрожало авторам, придерживающимся определенной идеологии, и не принуждало их к выбору.

Кувэ и Финн описывают встречу с партийным чиновником, во время которой Пастернак потерял всякое терпение и просто взорвался: «В вас же есть что-то человеческое, я это вижу, но почему вы говорите штампами? Люди! Люди! — Как будто речь идет о вещи, которую можно достать из кармана штанов». Он не терпел надменности официальной доктрины и не мирился с идеей бесконечно податливого народа, которым можно легко управлять. Однако, принимая во внимание масштабную кампанию ЦРУ по печати и распространению «Доктора Живаго» в карманном формате, становится ясно, что целью агентства было именно создание чего-то, что можно было достать из карманов и оказывать влияние на мнения обычных людей.

Пастернак не рассматривал свой роман как оружие для ведения интеллектуальной войны. Он называл его «мое конечное счастье и безумие», вряд ли такую фразу мог сказать человек, считавший свою книгу культурной гранатой. В его представлении, эта работа была чем-то большим, чем просто средство передачи сообщения, и он часто был удручен тем, как международные СМИ цитировали одни и те же отрывки, чтобы показать, как он критикует правящий режим. Он хотел, чтобы в его книге видели роман, а не памфлет.

ЦРУ, в свою очередь, было в восторге от повышенного внимания СМИ к антикоммунистическим высказываниям. Помимо всего прочего, ЦРУ также признало, что не только сам роман, но и символизм всей ситуации, сложившийся вокруг него, выставил Советский Союз в самом плохом свете. Пастернак принял Нобелевскую премию, но вскоре добровольно отказался от нее после того, как советские власти оказали невыносимое давление на него и его близких. Образ титулованного, но преследуемого писателя, храброго критика безнравственного режима стал прекрасным примером для журналистов и антирекламой Советского Союза.

***

Вся эта история, как отмечает «Дело Живаго», несет в себе важный урок о том, что возможности шпионских агентств в ведении культурной войны далеко не безграничны. В настоящее время ни одна из литературных работ, заказанных ЦРУ, не пользуется популярностью, советские писатели, воспевавшие официальную идеологию, позабыты. Зато «Доктора Живаго» знает весь мир. Вмешательство государства в литературный процесс посредством предварительной цензуры, как правило, не имеет успеха: ЦРУ заинтересовалось «Доктором Живаго» лишь после того, как роман был уже написан. Даже если бы они нашли русского автора, готового написать книгу, полную антисоветских настроений, и заплатили бы ему, пожалуй, она все равно никогда не стала бы литературной и журналистской сенсацией. Подлинные литературные произведения - намного влиятельнее самых лучших работ, созданных по заказу правительства.

Кроме того, по-видимому, выявление и поддержка культурных артефактов, выражающих национальные интересы, остается наиболее эффективной стратегией, которую никогда нельзя списывать со счетов, тогда как разведывательные службы одержимы сбором информации, техническими новинками и слежкой. Распространение литературы может показаться разведывательному агентству ребячеством, однако в этом заключается совершенно иная тактика: положиться на искусство и идеи, которое оно с собой несет вместо того, чтобы кого-то к чему-то принуждать. И для того, чтобы искусство было поистине ценным, оно должно быть чем-то большим, чем просто инструментом преследования политических целей.

Лучше всех эту мысль сформулировал сам Пастернак: «Это неправда, что люди ценят роман из-за того, что в нем замешана политика. Это ложь. Они читают его, потому что он им полюбился».

http://inosmi.ru/world/20140620/221141734.html