Бессмертие ничтожеств

Вместо вступления

Ученые провели интересный эксперимент с муравьями. Они заметили, что эти насекомые не такие трудолюбивые, как принято о них думать. Конечно, в колонии огромное количество настоящих работяг, которые день и ночь заботятся о благополучии своего дома. Они воюют, носят еду, убирают мусор – в общем, занимаются обычными муравьиными делами. Однако есть в огромном обществе индивидуумы, которых можно назвать нахлебниками. По подсчетам биологов, бездельничает в колонии примерно каждый пятый муравей.

Эксперимент состоял в том, чтобы отделить этих лентяев от дружной муравьиной семьи и посмотреть, что из этого получится. Ученые вычислили таких особей и отселили их от колонии. Как и ожидалось, трутни, оставленные без тех, на ком можно «пахать», были вынуждены увеличить свою активность. Появились рабочие, охранники, бойцы. Что характерно, во всей этой массе опять осталось примерно 20 процентов лентяев.

Интересно и то, что трудолюбивые муравьи, которые остались в старой колонии, тоже повели себя странно. Те же 20 процентов из них превратились в бездельников. И это несмотря на то, что до этого все они предпочитали работать. Ученые еще раз провели разделение по тем же принципам и получили аналогичный результат.

Социолог Элвин Тоффлер отметил, что этот пример может иллюстрировать человеческое общество. Социальные системы, будь то муравейники или наши мегаполисы, стремятся к самовосстановлению. А это значит, что в случае глобальных потрясений или изменений они стремятся остаться в том же виде, в котором существовали до кризиса. Проявляют себя не только положительные, но и отрицательные элементы систем.

Человеческий муравейник

Даже во время кризиса многие стараются быть оптимистами. Пусть сейчас тяжело, по стране прокатилась волна увольнений, но из этого испытания мы выйдем обновленными. Кризис представляется таким оптимистам в виде садовника, который выкашивает хилые побеги. Особенно радостно осознавать, что во время потрясений без работы останется так называемый «офисный планктон». Пойдут бывшие менеджеры работать дворниками, ибо больше ничего не умеют делать. Однако в реальности ситуация очень напоминает приведенный выше эксперимент с муравьями.

Вспомним кризис 2008 года, когда после жирной нефтяной «диеты» стране, а вместе с ней и так называемому «креативному классу» пришлось умерить свои аппетиты. Тогда тоже были слышны оптимистичные прогнозы об обновлении экономики и сокращении числа бездельников. Вспомните, сколько говорилось о том, что беспощадная игла кризиса проколет огромные пузыри раздутых штатов.

И это действительно произошло. Менеджеры и маркетологи стройными рядами потянулись в неоплачиваемые отпуска под улюлюканье пролетариев. Только вот радость омрачалась тем, что вместе с менеджерами увольнялись сотни тысяч настоящих рабочих, трудяг. Три тысячи остались без постоянной занятости в Магнитогорске, «АвтоВАЗ» уволил более 30 тысяч сотрудников, около 10 тысяч покинули «Уралвагонзавод». Массовые увольнения (более 132 тысяч человек) прокатились по промышленности Пермского края. Ну и, конечно, у всех на виду была ситуация с Пикалево, где рабочим предложили ездить в Питер (за 270 километров от родного города). При этом неизвестно, сколько за это время было уволено представителей того самого «офисного планктона», который, по мнению оптимистов, должен был пострадать в кризис в первую очередь.

Справедливости ради нужно отметить, что далеко не все сотрудники офиса – это безвольные перекладыватели бумажек, похожие на амеб, точно так же как и не каждый рабочий завода или инженер – двигатель российской экономики. Среди тех же журналистов, которых часто относят к разряду офисных работников, есть те, кто постоянно в работе, в командировках, в полях, в грязи, под пулями в горячих точках. А есть те, кто просто переписывает пресс-релизы и активно подмазывается к начальству и власти. Догадайтесь, кому из этих ребят в кризис оказалось легче выжить? Зачем во время экономических потрясений журналисты, задающие ненужные вопросы? С пассивом надежнее и спокойнее.

Вспомните, куда делись многочисленные клерки, которых уволили с предприятий. Они пошли на заводы, занялись реальным делом и кардинально изменили свою жизнь? Стали столярами, плотниками, освоили работу на фрезеровальном станке? Ничего подобного! Перетоптались пару лет, а там и нефть снова подорожала (да еще как!), и теплые местечки снова появились. Да и оклады в результате стали больше.

Что изменилось с тех пор?

Таким образом, предыдущий кризис не имел той очищающей силы, которую так воспевали оптимисты экономических потрясений. Так почему кто-то думает, что в 2015 году что-то пойдет по-иному?

Почему клерки, «маркетолухи» и «бред-менеджеры» такие живучие? Почему, несмотря на все неурядицы, они сохраняются как класс и, похоже, переживают кризисы с меньшими потерями, чем рабочие?

Вспомните, как их называют. «Офисный планктон». Посмотрите определение второго слова в какой-нибудь энциклопедии. Планктон – это беспозвоночные организмы, движущиеся по течению. Не тратя больших усилий, они могут удерживаться на определенной глубине, где для них есть комфортная температура и пища. Несмотря на всю свою ничтожность, планктон очень живуч. Он приспосабливается как к ледяным водам Заполярья, так и к теплым тропическим течениям.

Теперь становится понятно, почему безвольным, податливым, вечно плывущим по течению и не имеющим собственного мнения офисным работникам дали такое прозвище. Когда читаешь статью в энциклопедии про планктон, воображение сразу рисует менеджера по связям с общественностью Олега или консультанта Оксану, главное профессиональное качество которых – умение красиво улыбаться и мимикрировать.

Представьте, что эту парочку уволили с предприятия. Нашелся умный начальник, который раскусил их, решил не тратить деньги на бесхребетных бездарей. И вот ищет Олег работу. Куда ему идти? Ну, допустим, на завод, куда требуются менеджеры. И пойдет туда Олег точно так же красиво улыбаться за 80 тысяч в месяц. При этом инженер будет получать раза в полтора меньше, а рабочий – и вовсе в четыре! Олег ведь не дурак, чтобы переучиваться на реальную профессию и получать меньше за более сложную работу?

Судьба Оксаны тоже расписана на месяцы вперед. Погорюет, поживет за счет родителей и бой-френда, затем начнет перепродавать китайские товары, купленные через Интернет, будет гордо называть себя предпринимателем. Но тянуть лямку собственного дела, пусть даже и нелегального, без уплаты налогов, тяжело. В конце концов найдет себе Оксана теплое местечко в очередной разжиревшей на продаже ресурсов компании.

Вы скажете, что есть среди клерков ребята, которые действительно изменили свою жизнь, занялись делом, уехали работать на ферму, отправились покорять не Москву, а Сибирь, работать на приисках, на заводах или просто вспомнили свою специальность по диплому и пошли работать учителями в сельскую школу. Это как раз исключение, которое подтверждает правило. Да и вряд ли людей, которые могут так резко менять свою жизнь и приносить пользу обществу, можно назвать планктоном – скорее всего, в разряд клерков они попали случайно. Если человек превратился в планктон, он уже никогда не изменится. Это не профессия, это образ жизни. Беспозвоночное ничтожество никогда не станет работать на благо общества. Его существование не имеет смысла, и в этом его главная сила. Довлатов о таких сказал: «Серость застрахована от неудач».

Неотъемлемая часть общества

И ведь человеческий планктон – это явление далеко не новое. Были и в СССР различного рода «младшие научные сотрудники», пригревшиеся в крупных НИИ. После всех кризисов, после всех изменений в обществе они снова возродятся в том же виде, лишь слегка поменяв ширину улыбки и мимикрировав под новые условия. Им не страшны экономические катаклизмы, социальные потрясения. Видимо, как паразиты являются частью природы, так и офисный планктон – это неотъемлемая часть человеческого общества.